пятница, 9 мая 2014 г.

Воспоминания моей бабушки "Я помню ужасы войны"

   Моя бабушка Преловская Прасковья Николаевна застала эту тяжелую и ужасную войну. Нам с сестрами она много рассказывала о своем детстве, на которое выпало это испытание. И каждый раз со слезами на глазах, и каждый раз как заново переживала.
   Накануне 60-ти летя победы в местной газете "Химкинские новости" от 2005 года, опубликовали несколько статей, людей прошедших войну. Среди этих людей был рассказ моей бабушки. Она долго думала после этого о написании книги, чтобы все её воспоминания остались для нас, но так и не решилась. В этой статье она рассказала всего лишь малую часть всего того, что с ними произошло в те тяжелые года...
   Я решила опубликовать эту статью, чтобы люди не забывали через что прошли наши бабушки и дедушки. Как было тяжело...

Цените, любите, помните...

     Данное фото взято с просторов интернета.

Нашего папу забрали на фронт.

  " Родилась я в деревне Лукино Новгородской области (ранее Лычковского района). Теперь этой деревни нет, все дома уничтожили фашисты. Нашим соседом был пионер Герой Советского Союза Леня Голиков.
   Когда началась война, мне было 6 лет 7 месяцев. Семья наша состояла из шести человек: папа, мама, бабушка Екатерина Андреевна (папина мама) и нас трое детей: я старшая, брат Миша младше меня на четыре года и сестричка Люся, ей полтора года.
   Наш дом стоял на окраине деревни, возле леса. Я отлично помню, как папу, которого безумно любила, вместе с другими новобранцами увозили на подводе в Павловское РВК, на войну, а мы все жители деревни, бежали за ними и плакали, чувствовали, что многие не вернуться.
   Фронт придвигался неумолимо. Жители деревни копали блиндажи, чтобы уберечься от немцев. А затем ушли в то место, где заготавливали сено для скота на зиму - пожню. Осенью на пожне жить стало невозможно, пришлось вернуться в деревню.
   Вскоре в нашу деревню не вошли, а ворвались на мотоциклах немцы. Рев машин напугал всех жителей. За мотоциклистами двигались машины, за ними шла пехота. Под охраной вели наших пленных. Машины буксовали, не могли выехать из грязи. Немцы врывались в дома, хватали одеяла, постель, одежду, и все это бросали под колеса.

Бабушка дерется с немцами.

   Бабушка Катя сварила ведро картошки и понесла пленным. Часовые отобрали у ней картошку, рассыпали по земле и топтали её сапогами, а пленные смотрели на бабушку сквозь оконце и делали ей знак, чтобы она уходила. Но бабушка не собиралась уходить. Она как тигрица набросилась на немцев, колотила их руками, ногами и кричала: "Будьте вы прокляты, антихристы, какая вас мать родила!?". Бабушку избили прикладами, притащили к дому и бросили в канаву. Как только не убили?!
   Пригодились вырытые летом блиндажи, в них прятались от фашистов, стрельбы и бомбежек. Но вскоре их затопило водой. Дождливая осень сменила холодной зимой. Немцы пошли по домам - отбирать теплые вещи, валенки, кур, скот. И опять бабушка Катя дралась с немцами, опять её избили, а валенки сняли с ног прямо на улице. Почти в каждом доме обитали оккупанты, кроме нашего. Как только они подходили к дому, бабушка щипала внуков, они начинали орать во весь голос, и немцы не заходили.

Охота за патефоном.

   В лесах действовали партизаны. Немцы боялись подходить к лесу, кричали: "Партизан!", даже нужду они справляли под окнами, на дорожках и при этом играли на губных гармошках, что очень удивляло местных жителей.
   Наша деревенька располагалась на берегу речки Пола, по другую сторону реки деревни Мануйлово тоже были немцы и карательный отряд из финнов. От зажигательных и фугасных бомб, казалось, горит земля и вода. Было очень страшно. Со временем взрослые и дети знали, в какую сторону надо бежать, если бросают бомбы.
   От довоенного времени у нас остался патефон. кто-то доложил об этом немцам, и пришли они отбирать его у нас. Но мы патефон надежно спрятали. кроме того, в доме орали дети, так немцы и ушли ни с чем.

Ночной визит.

   Однажды утром к нам в дом зашел партизан. Мама с бабушкой о чем-то долго с ним говорили, потом его каким-то образом сумели провести через деревню. И опять кто-то доложил об этом немцам. Ночью они ворвались в наш дом, наставили на нас автоматы: "Партизан, партизан! Пук, пук! Пых, пых!", то есть нас расстреляют и сожгут. Штыками разорвали подушки и перины, обыскали все углы. Дали автоматную очередь в подвал, по сараю, чердаку и ушли. Все остались живы, но страху натерпелись, особенно мы, дети, после чего долго заикались.
   Зима в тот год была очень суровая, немцы мерзли. Постовые били нога об ногу, чтобы согреться. а мы радовались, что немцам плохо.

"Драй киндер"

   К новому, 1942 году, немцы получили посылки, а мне было интересно узнать, что в них. Так как в нашем доме немцы не стояли, я пошла к своей подружке. Мы считали, что незаметно забрались на печь и надежно спрятались. Но один немец нас все же заметил. Мы испугались, но он открыл посылку и угостил нас пряниками и конфетами-сосульками, а потом сказал: "Нах хаузе - айпс, цвай, драй киндер" Трое детей у него, поняли мы. Он еще долго говорил что-то, но из всего мы поняли одно слово "охрана". Мы незаметно убежали в наш дом, боялись карателей.
   В ночь под Новый год партизаны взорвали мост через реку Пола, погибло много немцев, и тот, который нас угощал, тоже - он был на посту...

Не все немцы фашисты.

   Как и многие, наша семья голодала. Река Пола замерзла. Бабушка и я пошли по льду в Мануйлово, чтобы попросить хлеба у немцев, которые строили землянки. Из землянки вышел рыжий финн, до сих пор помню его сердитое лицо. Я с перепугу вместо хлеба сказала: "Дай бом, бом". Он со злостью начал вытаскивать пистолет: "Я сейчас дам тебе бом, бом!". В это время мимо проходили семеро немцев, они окружили нас и увели. А финн разрядил свой пистолет в дерево. Финны из отряда карателей были очень жестокими.
   Мы с бабушкой уж не чаяли остаться живыми, но немцы провели нас к походной кухне, накормили гороховым супом со свининой тушенкой и хлебом. Дали с собой по котелку горохового супа и по брикету хлеба.
   И я сделала вывод, что не все немцы фашисты. Есть такие, которых силой заставили воевать.

Деревня наша переходила из рук в руки.

   Солдаты Красной армии шли в наступление с криком: "Вперед! За Родину! За Сталина!". В освобожденной деревне первым делом надо было захоронить убитых. Жители деревни помогали складывать окоченевшие трупы наших солдат в одно место, немцев - в другое. А дети ходили и собирали у погибших медицинские пакеты и отдавали медсестрам.
   Порою не успевали погибших похоронить, земля-то мерзлая, а деревня снова у фашистов. В очередной раз, когда деревню занимали наши солдаты, мама отдавала им семейную драгоценность - патефон.

"Мама, меня пуля убила".

   Красная Армия наступала. Немцы при отступлении гнали нас к железной дороге, чтобы отправить в Германию. Шли мы от деревни к деревне: Парфино, Лазарец, Гонцы. В Парфино меня лечил немецкий доктор от чесотки, мазал какой-то черной мазью. От грязи, холода, голода нас одолевали вши.
   В Гонцах нас поместили в землянку, не далеко от реки Ловать. Сверху был установлен пулемет, который бил без остановки. На другом берегу Ловати стояли наши войска. Однажды ночью немцы вывели нас раздетыми на лед и под угрозой расстрела, заставили идти на другую сторону, надеясь на то, что наши войска не будут стрелять в своих и бомбить детей, женщин, стариков. Немцы надеялись таким образом остановить наступление.
   Но война есть война. Наши стреляли, немцы тоже. Много погибло мирного населения. Я слышала, как пуля пролетела мимо моего уха. До сих пор помню её визг. Я закричала: "Мама, меня пуля убила!". мама с бабушкой толкнули нас на лед, прикрыли своими телами и молились так же, как тогда, когда обстреливали нашу землянку: "Господи, спаси и сохрани!".
   Красноармейцы заняли Гонцы, и нас поместили в ту же землянку, куда недавно определили немцы. Солдаты обогрели нас, накормили. Мама помогала перевязывать раненых. Как и при немцах, на землянке был установлен пулемет, который стрелял без перерыва. Опять рвались снаряды, бомбы, но уже со стороны немцев.

Нас хотели сжечь.

   И опять деревню оккупировали немцы. Под натиском войск Красной Армии они отступали. Перед этим загнали в конюшню детей, стариков, женщин и хотели сжечь. Один немец полил бензином вокруг конюшни, другой зашел к нам с соломой. Бросил её под котел, в котором грели воду лошадям, поджег, закрыл двери. Дым от соломы повалил густой, черный. Это немец создал видимость, что поджег, а сам убежал. Кто-то кричал, ругал фашистов, кто-то плакал, некоторые молились и прощались друг с другом. Снаружи нас не подожгли - или не успели, или пожалели. никто не верил в то, что остались живы.
   В нашей деревеньке снова красноармейцы. И снова нас бомбят. при бомбежке жители бежали в бомбоубежище, набивались, как сельди в бочке. Бабушка однажды прибежала, её широкая шуба была вся по бокам прострелена.

На новом месте жительства.


 Летом 1942 года жители деревни отправились на машинах в Ярославль. По дороге попали под бомбежку, многие машины оказались разбитыми, многие погибли, но наша семья и здесь уцелела. Из Ярославля везли на пароходе по Волге и реке Белой. Затем погрузили в товарный поезд и везли до тех пор, пока была железная дорога. Приехали мы в город Змейногорск Алтайского края. Затем на телегах, запряженных быками, мы добрались до села Саввушка. Алтайский край очень просторный, от села до села бывает до ста километров. Сообщили папе на фронт, где мы находимся, он нам туда присылал письма.
   Жизнь наша на чужбине была тяжелой. не хватало пищи, из одежды только то, что на себе. Местные считали, что мы приехали искать легкой жизни, о войне мало знали нашим рассказам не верили до тех пор, пока не вернулся с войны без ноги солдат, который рассказал обо всех её ужасах.
   В Саввушки нам пришла похоронка на папу, он погиб 20 марта 1943 года. нашему горю не было передела, но надо было жить. Мама сушила картофель, вязала для армии, чтобы хоть как-то прокормиться.
   Закончилась война. мамина сестра прислала вызов, и вот мы в своей родной деревне. Жить негде. Все дома сожжены, вокруг ямы от бомб и снарядов, и опять голод и холод. Как мы только выжили? Очень долго, да иногда и сейчас я вижу во сне фашистов, мщу им за папу, за всех, убиваю и до сих пор боюсь смотреть фильмы про войну.
   Некоторые страны пытаются принизить роль нашей армии в победе над фашизмом, плетут всякие небылицы! Молодое поколение должно знать о войне правду, не забывать погибших, уважать ветеранов войны и быть патриотами своей Родины.
   Сейчас я инвалид второй группы, перенесла три инсульта, много сопутствующих заболеваний - это тоже отпечаток военного детства.

"Чувством мужества полон".

   Папа часто писал с фронта, но мы писем не получали, так как деревня была занята фашистами. Но письма не уничтожали, и все их мы получили в Саввушках. на каждом письме стоит фиолетовый штамп "Проверено военной цензурой". Последнее письмо папа написал 12 марта 1943 года.
   Долгое время мы не знали места захоронения, не разыскивали, потому что не хотели травмировать маму. Моя мама, Наталья Федоровна, до последнего верила, что её Коленька жив. Уже после её смерти из центрального архива на мой запрос сообщили: "Командир отделения третьего стрелкового полка 291-й стрелковой дивизии сержант Федеров Николай Федерович, 1913 года рождения, погиб 20.03.43 года, похоронен в поселке Красный Бор Тосненского района Ленинградской области."
   В письме от 22 февраля 1942 года папа писал: "Таля, если б ты посмотрела на меня, то наверно б не признала. Но чувством мужества полон, и враг будет разбит. как вы живете? Живы ль все и здоровы ль и где проживаете и как у вас с питанием и одеждой. У меня об вас все сердце высохло, но поделать ничего не могу. Поглядеть бы и поговорить бы хоть одну минутку с вами, Талечка и мамочка и дорогие мои деточки".
   Сейчас у нашего папы шесть внуков и шесть правнуков."



Комментариев нет:

Отправить комментарий